Значение литературы 19 века. Дунаев М.М

Мировое значение русской литературы 19 века

К концу XIX века русская литература обретает мировую известность и признание. По словам австрийского писателя Стефана Цвейга, в ней видят пророчество "о новом человеке и его рождении из лона русской души". Секрет успеха русской классики состоит по сути в том, что она преодолевает ограниченные горизонты западноевропейского гуманизма, в котором, начиная с эпохи Возрождения, человек осознал себя венцом природы и целью творения, присвоив себе божественные функции. На раннем этапе гуманистическое сознание сыграло свою прогрессивную роль. Оно способствовало раскрепощению творческих сил человеческой личности и породило "титанов Возрождения". Но постепенно возрожденческий гуманизм стал обнаруживать существенный изъян. Обожествление свободной человеческой личности вело к торжеству индивидуализма. Раскрепощались не только созидательные, но и разрушительные инстинкты человеческой природы. "Люди совершали самые дикие преступления и ни в коей мере в них не каялись и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя -личность",- замечал известный русский ученый А. Ф. Лосев в труде "Эстетика Возрождения".

Русская классическая литература утверждала в европейском сознании идею нового человека и новой человечности. А. Н. Островский еще на заре 60-х годов отметил самую существенную особенность русского художественного сознания: "...В иностранных литературах (как нам кажется) произведения, узаконивающие оригинальность типа, то есть личность, стоят всегда на первом плане, а карающие личность - на втором плане и часто в тени; а у нас в России наоборот. Отличительная черта русского народа, отвращение от всего резко определившегося, от всего специального, личного, эгоистически отторгшегося от общечеловечес-кого, кладет и на художество особый характер; назовем его характером обличительным. Чем произведение изящнее, чем оно народнее, тем больше в нем этого обличительного элемента".

Жизнь личная, обособленная от жизни народной, с точки зрения русского писателя, чрезвычайно ограниченна и скудна. "Солдатом быть, просто солдатом",- решает Пьер Безухов, ощущая в душе своей "скрытую теплоту патриотизма", которая объединяет русских людей в минуту трагического испытания и сливает капли человеческих индивидуальностей в живой действующий коллектив, в одухотворенное целое, укрупняющее и укрепляющее каждого, кто приобщен к нему.

И наоборот. Всякое стремление обособиться от народной жизни, всякие попытки индивидуалистического самоограничения воспринимаются русским писателем как драматические, угрожающие человеческой личности внутренним распадом. Достоевский показывает, какой катастрофой оборачивается для человека фанатическая сосредоточенность на идее, далекой от народных нравственных идеалов, враждебной им. Мы видим, как скудеет душа Раскольникова, все более замыкающаяся в себе, в тесные пределы своей идейной "арифметики", как теряются одна за другой живительные связи с окружающими людьми, как разрушается в сознании героя главное ядро человеческой общности - семейные чувства. "Тюрьмой" и "гробом" становится для Раскольникова его собственная душа, похожая на усыпальницу. Неспроста возникает в романе параллель со смертью и воскрешением евангельского Лазаря из Вифании. Только самоотверженная любовь Сонечки Мармеладовой пробивает брешь в скорлупе раскольниковского одиночества, воскрешает его умирающее "я" к новой жизни, к новому рождению.

Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, понимание личности в русской классической литературе второй половины XIX века выходило за пределы ограниченных буржуазных представлений о ценности индивида. В "Преступлении и наказании" Достоевского опровергалась арифметически однолинейная альтернатива, провозглашенная в середине XIX века немецким философом Максом Штирнером: "Победить или покориться - таковы два мыслимых исхода борьбы. Победитель становится властелином, а побежденный превращается в подвластного; первый осуществляет идею величества и "права суверенитета", а второй почтительно и верноподданно выполняет "обязанности подданства". Проходя через искушение индивидуалистическим своеволием, герои Достоевского приходят к открытию, что "самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть... признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли" (Достоевский Ф. М. "Зимние заметки о летних впечатлениях"). В поисках "нового человека" русская литература проявляла повышенный интерес к патриархальному миру с присущими ему формами общинной жизни, в которых человеческая личность почти полностью растворена. Поэтизация патриархальных форм общности встречается у Гончарова в "Обломове" и "Обрыве", у Толстого в "Казаках" и "Войне и мире", у Достоевского в финале "Преступления и наказания". Но эта поэтизация не исключала и критического отношения к патриархальности со стороны всех русских писателей второй половины XIX века. Их вдохновлял идеал "третьего пути", снимающего противоречия между элементарным патриархальным общежитием и эгоистическим обособлением, где высокоразвитая личность оставалась предоставленной сама себе. Художественная мысль Гончарова в "Обломове" в равной мере остро ощущает ограниченность "обломовского" и "штольцевского" существования и устремляется к гармонии, преодолевающей крайности двух противоположных жизненных укладов. Поэтизируя "мир" казачьей общины с его природными ритмами в повести "Казаки", Толстой признает за Олениным, а потом, в эпилоге "Войны и мира", и за Пьером Безуховым высокую правду нравственных исканий, раздумий о смысле жизни, о человеческой душе, свойственных развитому интеллекту. Изображение судьбы человеческой в диалектическом единстве с судьбою народной никогда не оборачивалось в русской литературе принижением личного начала, культом малого в человеке. Наоборот. Именно на высшей стадии своего духовного развития герои "Войны и мира" приходят к правде жизни "миром". Русская литература очень недоверчиво относилась к человеку "касты", "сословия", той или иней социальной раковины. Настойчивое стремление воссоздать полную картину связей героя с миром, конечно, заставляло писателей показывать жизнь человека и в малом кругу его общений, в теплых узах семейного родства, дружеского братства, сословной среды. Русский писатель был очень чуток к духовному сиротству, а к так называемой "ложной общности" - к казенному, формальному объединению людей, к толпе, охваченной разрушительными инстинктами,- он был непримирим. "Скрытая теплота патриотизма" Толстого, сплотившая группу солдат и командиров на батарее Раевского, удерживает в себе и то чувство "семейственности", ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ в мирной жизни свято хранили Ростовы. Но с малого начинался отсчет большого. Поэтизируя "мысль семейную", русский писатель шел далее: "родственность", "сыновство", "отцовство" в его представлениях расширялись, из первоначальных клеточек человеческого общежития вырастали коллективные миры, обнимающие собою народ, нацию, человечество.

Крестьянская семья в поэме Некрасова "Мороз, Красный нос" - частица всероссийского мира: мысль о Дарье переходит в думу о величавой славянке, усопший Прокл подобен русскому богатырю Микуле Селяниновичу. Да и событие, случившееся в крестьянской семье,- смерть кормильца - как в капле воды отражает не вековые даже, а тысячелетние беды русских матерей, жен и невест. Сквозь крестьянский быт проступает бытие, многовековая история. Стихии жизни взаимопроникаемы, "все как океан, все течет и соприкасается,- говорит Достоевский устами старца Зосимы,- в одном месте тронешь - в другом конце мира отдается". Французский критик Мелькиор де Вогюэ, к примеру, писал о Толстом: "...мы хотим, чтобы романист произвел отбор, чтобы он выделил человека или факт из хаоса существ и вещей и изучил избранный им предмет изолированно от других. А русский, охваченный чувством взаимозависимости явлений, не решается разрывать бесчисленные нити, связующие человека, поступок, мысль,- с общим ходом мироздания; он никогда не забывает, что все обусловлено всем".

Широта связей русского героя с миром выходила за пределы узко понимаемого времени и пространства. Мир воспринимался не как самодовлеющая, отрезанная от прошлого жизнь сегодняшнего дня, а как преходящее мгновение, обремененное прошлым и устремленное в будущее. Отсюда - тургеневская мысль о власти прошлого над настоящим в "Дворянском гнезде", "Отцах и детях", а также часто повторяющийся мотив безмолвного участия мертвых в делах живых. Отсюда же - апелляция к культурно-историческому опыту в освещении характера литературного героя. Тип Обломова, к примеру, уходит своими корнями в глубину веков. Этот дворянин, обломовская лень которого порождена услугами трехсот Захаров, некоторыми особенностями своего характера связан с былинным богатырем Ильей Муромцем, с мудрым сказочным простаком Емелей и одновременно в нем есть что-то от Гамлета и печально смешного Дон Кихота. Герои Достоевского тоже хранят напряженные связи с мировым духовным опытом: над образом Раскольникова витают тени Наполеона и мессии, за фигурой князя Мышкина угадывается лик Христа.

Русский реализм середины XIX века, не теряя своей социальной остроты, выходит к вопросам философским, ставит вечные проблемы человеческого существования. Салтыков-Щедрин так определил, к примеру, пафос творчества Достоевского: "По глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, данный писатель... не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленнейших исканий человечества. Укажем хотя на попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия, положенную в основание романа "Идиот",- и, конечно, этого будет достаточно, чтобы согласиться, что это такая задача, перед которою бледнеют всевозможные вопросы о женском труде, о распределении ценностей, о свободе мысли и т. п. Это, так сказать, конечная цель, в виду которой даже самые радикальные разрешения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточными станциями".

Поиски русскими писателями второй половины XIX века "мировой гармонии" приводили к непримиримому столкновению с несовершенством окружающей действительности, причем несовершенство это осознавалось не только в социальных отношениях между людьми, но и в дисгармоничности самой человеческой природы, облекающей каждое индивидуально неповторимое явление, каждую личность на неумолимую смерть. Достоевский утверждал, что "человек на земле - существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное".

Эти вопросы остро переживали герои Достоевского, Тургенева, Толстого. Пьер Безухов говорит, что жизнь может иметь смысл лишь в том случае, в случае если данный смысл не отрицается, не погашается смертью: "Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку... отчего же я предположу, что эта лестница... прерывается мною, а не ведет дальше и дальше до высших существ. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был".

"Ненавидеть! - восклицает Евгений Базаров.- Да вот, к примеру, ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа,- она такая славная, белая,- вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать... А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?"

Вопрос о смысле человеческого существования здесь поставлен с предельной остротой: речь идет о трагической сущности человеческой идеи прогресса, о цене, которой она окупается. Кто оправдает бесчисленные жертвы, которых требует вера во благо грядущих поколений? Да и смогут ли цвести и блаженствовать будущие поколения, предав забвению то, какой ценой достигнуто их материальное благоденствие? Базаровские сомнения содержат в себе проблемы, над которыми будут биться герои Достоевского от Раскольникова до Ивана Карамазова. И тот идеал "мировой гармонии", к которому идет Достоевский, включает в свой состав не только идею социалистического братства, но и надежду на перерождение самой природы человеческой вплоть до упований на будущую вечную жизнь и всеобщее воскресение.

Русский герой часто пренебрегает личными благами и удобствами, стыдится своего благополучия, в случае если оно вдруг приходит к нему, и предпочитает самоограничение и внутреннюю сдержанность. Так его личность отвечает на острое сознание несовершенства социальных отношений между людьми, несовершенства человеческой природы, коренных основ бытия. Он отрицает возможность счастья, купленного ценой забвения ушедших поколений, забвения отцов, дедов и прадедов, он считает такое самодовольное счастье недостойным чуткого, совестливого человека.

Русская классическая литература ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда, на попрании великих религиозных истин, возникла фанатическая вера в науку, в абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силою разума можно разом устранить общественное несовершенство. Всеми средствами наша классическая литература стремилась удержать данный назревавший, необузданный порыв. Вспомним Платона Каратаева у Толстого, Сонечку Мармеладову, Алешу Карамазова и старца Зосиму у Достоевского. Вспомним насто-роженное отношение русских писателей к деятельному человеку. Не предчувствие ли опасности самообожествленного человеческого разума заставляло Гончарова заклеймить Штольца и едва ли не на пьедестал возвести "ленивого" Обломова?

Тургенев в своем Базарове, Достоевский в своем Раскольникове, Толстой в Наполеоне не по той ли причине сосредоточили внимание на трагизме смелого новатора, безоглядного радикала, способного подрубить живое дерево национальной культуры, порвать связь времен? И даже Салтыков-Щедрин в финале "Истории одного города" предупреждал устами самодержца Угрюм-Бурчеева: "Придет некто, кто будет страшнее меня!" А в 90-е годы Чехов не уставал предупреждать российского интеллигента: "Никто не знает настоящей правды".

Но к предупреждениям русской классической литературы деятельный век войн, революций и глобальных социальных потрясений оказался не очень чутким. России суждено было пройти через этап обожествления конечных человеческих истин, через благородную в своих намерениях, но жутко кровавую в исполнении веру в революционно-преобразующий разум, способный создать рай на грешной земле.

Уроки классики были полностью преданы забвению. Напряженный духовный труд Толстого и Достоевского был презрительно заклеймен как "юродство во Христе" или как реакционная "достоевщина". Но именно Достоевский в финале "Преступления и наказания", в пророческом сне Раскольникова, предугадал надвигающийся кризис возрожденческого гуманизма, кризис европейской цивилизации, обожествившей на исходе XIX века самое себя, решившей взять разом "весь капитал" и уж никак не желавшей "ждать милостей от природы".

В. С. Соловьев в. статьях, посвященных памяти Достоевского, сформулировал истины, к открытию которых пришла вместе с творцом "Преступления и наказания" русская классическая литература. Она показала прежде всего, что "отдельные лица, хотя бы и лучшие люди, не имеют право насиловать общество во имя своего личного превосходства". Она показала также, что "общественная правда не выдумывается отдельными умами, а коренится во всенародных чувствах".

Глубочайшая народность русской классической литературы заключалась и в особом взгляде на жизнь народа, в особом отношении ее к мысли народной. Русские писатели второй половины XIX века, выступая против самообожествления народных масс. Οʜᴎ отличали народ как целостное единство людей, одухотворенное высшим светом простоты, добра и правды, от человеческой толпы, охваченной настроениями группового эгоизма. Особенно ясно это противостояние народа и толпы показал Толстой в романе-эпопее "Война и мир".

Уроки русской классической литературы и до сих пор еще не усвоены и даже не поняты вполне, мы еще только пробиваемся к их постижению, проходя через горький опыт исторических потрясений XX века. И в данном смысле русская классика все еще остается впереди, а не позади нас.

Мировое значение русской литературы 19 века - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Мировое значение русской литературы 19 века" 2017, 2018.

К концу XIX века русская литература обретает мировую известность и признание. По словам австрийского писателя Стефана Цвейга, в ней видят пророчество "о новом человеке и его рождении из лона русской души". Секрет успеха русской классики заключается в том, что она преодолевает ограниченные горизонты западноевропейского гуманизма, в котором, начиная с эпохи Возрождения, человек осознал себя венцом природы и целью творения, присвоив себе божественные функции. На раннем этапе гуманистическое сознание сыграло свою прогрессивную роль. Оно способствовало раскрепощению творческих сил человеческой личности и породило "титанов Возрождения". Но постепенно возрожденческий гуманизм стал обнаруживать существенный изъян. Обожествление свободной человеческой личности вело к торжеству индивидуализма. Раскрепощались не только созидательные, но и разрушительные инстинкты человеческой природы. "Люди совершали самые дикие преступления и ни в коей мере в них не каялись и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя -личность",- замечал известный русский ученый А. Ф. Лосев в труде "Эстетика Возрождения".

Таким образом, понимание личности в русской классической литературе второй половины XIX века выходило за пределы ограниченных буржуазных представлений о ценности индивида. В "Преступлении и наказании" Достоевского опровергалась арифметически однолинейная альтернатива, провозглашенная в середине XIX века немецким философом Максом Штирнером: "Победить или покориться - таковы два мыслимых исхода борьбы. Победитель становится властелином, а побежденный превращается в подвластного; первый осуществляет идею величества и "права суверенитета", а второй почтительно и верноподданно выполняет "обязанности подданства". Проходя через искушение индивидуалистическим своеволием, герои Достоевского приходят к открытию, что "самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть... признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли" (Достоевский Ф. М. "Зимние заметки о летних впечатлениях"). В поисках "нового человека" русская литература проявляла повышенный интерес к патриархальному миру с присущими ему формами общинной жизни, в которых человеческая личность почти полностью растворена. Поэтизация патриархальных форм общности встречается у Гончарова в "Обломове" и "Обрыве", у Толстого в "Казаках" и "Войне и мире", у Достоевского в финале "Преступления и наказания". Но эта поэтизация не исключала и критического отношения к патриархальности со стороны всех русских писателей второй половины XIX века. Их вдохновлял идеал "третьего пути", снимающего противоречия между элементарным патриархальным общежитием и эгоистическим обособлением, где высокоразвитая личность оставалась предоставленной сама себе. Художественная мысль Гончарова в "Обломове" в равной мере остро ощущает ограниченность "обломовского" и "штольцевского" существования и устремляется к гармонии, преодолевающей крайности двух противоположных жизненных укладов. Поэтизируя "мир" казачьей общины с его природными ритмами в повести "Казаки", Толстой признает за Олениным, а потом, в эпилоге "Войны и мира", и за Пьером Безуховым высокую правду нравственных исканий, раздумий о смысле жизни, о человеческой душе, свойственных развитому интеллекту. Изображение судьбы человеческой в диалектическом единстве с судьбою народной никогда не оборачивалось в русской литературе принижением личного начала, культом малого в человеке. Наоборот. Именно на высшей стадии своего духовного развития герои "Войны и мира" приходят к правде жизни "миром". Русская литература очень недоверчиво относилась к человеку "касты", "сословия", той или иней социальной раковины. Настойчивое стремление воссоздать полную картину связей героя с миром, конечно, заставляло писателей показывать жизнь человека и в малом кругу его общений, в теплых узах семейного родства, дружеского братства, сословной среды. Русский писатель был очень чуток к духовному сиротству, а к так называемой "ложной общности" - к казенному, формальному объединению людей, к толпе, охваченной разрушительными инстинктами,- он был непримирим. "Скрытая теплота патриотизма" Толстого, сплотившая группу солдат и командиров на батарее Раевского, удерживает в себе и то чувство "семейственности", которое в мирной жизни свято хранили Ростовы. Но с малого начинался отсчет большого. Поэтизируя "мысль семейную", русский писатель шел далее: "родственность", "сыновство", "отцовство" в его представлениях расширялись, из первоначальных клеточек человеческого общежития вырастали коллективные миры, обнимающие собою народ, нацию, человечество.

Крестьянская семья в поэме Некрасова "Мороз, Красный нос" - частица всероссийского мира: мысль о Дарье переходит в думу о величавой славянке, усопший Прокл подобен русскому богатырю Микуле Селяниновичу. Да и событие, случившееся в крестьянской семье,- смерть кормильца - как в капле воды отражает не вековые даже, а тысячелетние беды русских матерей, жен и невест. Сквозь крестьянский быт проступает бытие, многовековая история. Стихии жизни взаимопроникаемы, "все как океан, все течет и соприкасается,- говорит Достоевский устами старца Зосимы,- в одном месте тронешь - в другом конце мира отдается". Французский критик Мелькиор де Вогюэ, например, писал о Толстом: "...мы хотим, чтобы романист произвел отбор, чтобы он выделил человека или факт из хаоса существ и вещей и изучил избранный им предмет изолированно от других. А русский, охваченный чувством взаимозависимости явлений, не решается разрывать бесчисленные нити, связующие человека, поступок, мысль,- с общим ходом мироздания; он никогда не забывает, что все обусловлено всем".

Широта связей русского героя с миром выходила за пределы узко понимаемого времени и пространства. Мир воспринимался не как самодовлеющая, отрезанная от прошлого жизнь сегодняшнего дня, а как преходящее мгновение, обремененное прошлым и устремленное в будущее. Отсюда - тургеневская мысль о власти прошлого над настоящим в "Дворянском гнезде", "Отцах и детях", а также часто повторяющийся мотив безмолвного участия мертвых в делах живых. Отсюда же - апелляция к культурно-историческому опыту в освещении характера литературного героя. Тип Обломова, например, уходит своими корнями в глубину веков. Этот дворянин, обломовская лень которого порождена услугами трехсот Захаров, некоторыми особенностями своего характера связан с былинным богатырем Ильей Муромцем, с мудрым сказочным простаком Емелей и одновременно в нем есть что-то от Гамлета и печально смешного Дон Кихота. Герои Достоевского тоже хранят напряженные связи с мировым духовным опытом: над образом Раскольникова витают тени Наполеона и мессии, за фигурой князя Мышкина угадывается лик Христа.

Русский реализм середины XIX века, не теряя своей социальной остроты, выходит к вопросам философским, ставит вечные проблемы человеческого существования. Салтыков-Щедрин так определил, например, пафос творчества Достоевского: "По глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, этот писатель... не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленнейших исканий человечества. Укажем хотя на попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия, положенную в основание романа "Идиот",- и, конечно, этого будет достаточно, чтобы согласиться, что это такая задача, перед которою бледнеют всевозможные вопросы о женском труде, о распределении ценностей, о свободе мысли и т. п. Это, так сказать, конечная цель, в виду которой даже самые радикальные разрешения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточными станциями".

Эти вопросы остро переживали герои Достоевского, Тургенева, Толстого. Пьер Безухов говорит, что жизнь может иметь смысл лишь в том случае, если этот смысл не отрицается, не погашается смертью: "Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку... отчего же я предположу, что эта лестница... прерывается мною, а не ведет дальше и дальше до высших существ. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был".

"Ненавидеть! - восклицает Евгений Базаров.- Да вот, например, ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа,- она такая славная, белая,- вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать... А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?"

Русский герой часто пренебрегает личными благами и удобствами, стыдится своего благополучия, если оно вдруг приходит к нему, и предпочитает самоограничение и внутреннюю сдержанность. Так его личность отвечает на острое сознание несовершенства социальных отношений между людьми, несовершенства человеческой природы, коренных основ бытия. Он отрицает возможность счастья, купленного ценой забвения ушедших поколений, забвения отцов, дедов и прадедов, он считает такое самодовольное счастье недостойным чуткого, совестливого человека.

Русская классическая литература ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда, на попрании великих религиозных истин, возникла фанатическая вера в науку, в абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силою разума можно разом устранить общественное несовершенство. Всеми средствами наша классическая литература стремилась удержать этот назревавший, необузданный порыв. Вспомним Платона Каратаева у Толстого, Сонечку Мармеладову, Алешу Карамазова и старца Зосиму у Достоевского. Вспомним насто-роженное отношение русских писателей к деятельному человеку. Не предчувствие ли опасности самообожествленного человеческого разума заставляло Гончарова заклеймить Штольца и едва ли не на пьедестал возвести "ленивого" Обломова?

Глубочайшая народность русской классической литературы заключалась и в особом взгляде на жизнь народа, в особом отношении ее к мысли народной. Русские писатели второй половины XIX века, выступая против самообожествления народных масс. Они отличали народ как целостное единство людей, одухотворенное высшим светом простоты, добра и правды, от человеческой толпы, охваченной настроениями группового эгоизма. Особенно ясно это противостояние народа и толпы показал Толстой в романе-эпопее "Война и мир".

Уроки русской классической литературы и до сих пор еще не усвоены и даже не поняты вполне, мы еще только пробиваемся к их постижению, проходя через горький опыт исторических потрясений XX века. И в этом смысле русская классика все еще остается впереди, а не позади нас.

Во второй половине XIX – начале XX века в России было создано много произведений духовной культуры, которые не только стали важнейшими явлениями мировой общечеловеческой культуры, но которые оказали влияние на всю последующую мировую культуру и даже на социально – политические движения XX века. Неслучайно, в заголовке этого раздела говорится о литературе и философии . Многие выдающиеся деятели культуры России сформулировали философские идеи, распространившиеся по всему миру в литературных художественных произведениях. В первую очередь сказанное относится к творчеству гениальных мыслителей и художников Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого.

Только один знаменитый роман Достоевского «Преступление и наказание» по своей концептуальной насыщенностью стоит нескольких философских направлений. Центральная идея этого романа и других произведений великого писателя, это подчеркивание ценности и духовного богатства каждой личности, каждого человека, независимо от его социального положения, талантов, способностей. Принцип Достоевского - « каждый человек - это Вселенная». Это одно из высших проявлений гуманизма и одно из первых проявлений в России принципа приоритета прав человека.

Следует заметить, что эта идея во многом соответствует идеям великих предшественников Достоевского А.С.Пушкина и Н.В.Гоголя, что подтверждено знаменитым высказыванием ……. о русской литературе: « Все мы вышли из гоголевской «Шинели». Знаменитая гоголевская «Шинель» и была посвящена защите человеческого достоинства простого человека. В романе «Преступление и наказание» Достоевский показал богатство духовного мира, сложность переживаний людей из самых низших социальных слоев. Можно напомнить, что самый положительный образ в этом романе (да и во всем творчестве Достоевского) это образ Сони Мармеладовой, девушки, которая вынуждена быть проституткой, чтобы кормить своих отца, мачеху и маленьких братьев. В этом же романе Достоевский, устами своего героя Разумихина прозорливо показал всю опасность и антигуманистическую направленность социалистических идей: "Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства - и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, - и ничего!.. Все у них потому, что "среда заела", - и ничего больше!……………………

В другом своем знаменитом романе «Бесы» Достоевский дал убедительный художественный портрет такого опасного явления, как терроризм. Достоевский показал мир террористов изнутри, показал, что даже те люди, которые приходят к террору из-за светлых идеалов, начинают неизбежно служить злу, антигуманизму. На творчестве Достоевского отразились не только идеи его литературных предшественников, но и личная жизнь, поскольку Достоевский в молодости сам увлекался социалистическими революционными идеями, вследствие чего провел несколько лет на каторге и в ссылке. Поэтому, Достоевский лучше других разбирался в мотивах и душевных порывах людей, преступивших закон, исходя из самых разных побуждений. Неслучайно, крупнейший философ XIX века, Фридрих Ницше, оказавший воздействие на многих философов, как-то сказал: "Единственный психолог, у которого я чему-то научился, это Достоевский".

Следует заметить, что Достоевский рано поставил ту важную проблему, которая впоследствии прославила именно Ф.Ницше, проблему сверхчеловека, то есть человека, который считает для себя допустимым преступать общепринятую мораль из соображений высших целей и идеалов. Проблема сверхчеловека стала очень значимой в XX веке, особенно в связи с распространением фашизма и терроризма. Не случайно, этой проблемой долгое время, даже находясь в тюрьме, занимался итальянский мыслитель и политик Антонио Грамши, пытавшийся найти истоки идеи сверхчеловека в фашизме.

Грамши показал, что идея сверхчеловека возникает в европейской культуре еще в начале XIX века. Уже герой великой поэмы Гете "Фауст" назван сверхчеловеком - ubermensch. По мнению Грамши, типичный образ сверхчеловека дан французским писателем А.Дюма в образах его героев Атоса в романе "Три мушкетера"и графа Монте-Кристо в одноименном романе. Эти два человека талантливые и волевые, умные и энергичные, вершат расправу над неугодными людьми, взяв на себя функции высших судей, а иногда даже палачей.

Ницше посвятил проблеме сверхчеловека несколько своих произведений позднего периода своей деятельности. В этих произведениях вопрос о праве сверхчеловека стать над моралью остается открытым. Достоевский же проблему сверхчеловека поставил и решил задолго до Ницше в романе "Преступление и наказание". Герой романа Раскольников задает себе вопрос, имеет ли он право на преступление, убийство скупой старухи проценщицы, для того, чтобы затем творить добро. Достоевский в романе убедительно показывает, что подобный путь ведет только к моральному опустошению человека и Добро на преступлении построить невозможно. Примечательно, что раскаявшийся Раскольников приходит к пониманию величия простых и давно известных гуманистических христианских идей. А главное в этих идеях - возвеличивание нравственности и гуманного отношения к каждому человеку, независимо от его положения и способностей. Не случайно, великий русский философ Н.Бердяев скажет, что права человека это, в сущности, христианская идея. Достоевский приводит к этой мысли читателя художественным способом. Художественными приемами Достоевский развенчивает идею сверхчеловека. Не случайно, Достоевского чрезвычайно ценили великие ученые, великие философы, литераторы, кинематографисты. Не случайно, Достоевского иногда называют одним из предшественников ведущего философского направления XX века экзистенциализма, того направления, которое изучает проблему смысла жизни человека.

Не менее выдающуюся роль в мировой литературе сыграл современник Достоевского Л.Н.Толстой, который, используя иные по сравнению с Достоевским художественные приемы, всем своим творчеством способствовал распространению в обществе гуманистических идеалов. Толстой изображал вроде бы типичные житейские ситуации, типичные характеры, и образы, не старался приукрашивать своих героев, не вкладывал в уста своих персонажей нравоучительные речи или негодующие обличия. Но общее построение произведений Толстого заставляло воспринимать все эти события, образы, характеры, через призму гуманистического мировоззрения Толстого. Таким образом, читая романы Толстого, человек впитывает и гуманистический взгляд на реальный мир, гуманное отношение к реальным людям. Гениальность Толстого заключается и в том, что при этом он увлекает читателя своим повествованием, вызывая эстетический интерес к произведению.

Лев Толстой и до настоящего времени знаменит и уважаем как в России, так и за ее пределами. Но его слава на родине связана в основном и почти исключительно с романами писателя. А за пределами России слава Толстого-философа порой даже превосходила славу Толстого-художника. Следует заметить, что философия Толстого не сводится только к философскому содержанию его романов. Философские идеи Толстого, его понимание смысла жизни, его понимание общественных и нравственных проблем, были четко и последовательно сформулированы в публицистических статьях и научных трактатах. Именно этой части творческого наследия Толстого повезло в России меньше всего. Нравственное, общественное, религиозно-философское учение Толстого было с неприязнью встречено официальными лицами еще при жизни автора, некоторые его статьи печатались только за границей.

После 1917 г. отношение к идеям Толстого стало намного хуже, особенно после установления в России диктатуры партии Ленина. К сожалению, Ленин проявил в свое время особый интерес к учению Толстого, и в целом оно Ленину не понравилось. Ленин посчитал его реакционным, идеологически несовместимым с марксизмом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так уж получилось, что отец индийской нации Махатма Ганди считал себя учеником Льва Толстого и гордился этим, а на родине Толстого это обстоятельство долго замалчивалось. Это замалчивание вполне объяснимо, идеи Толстого и Махатмы Ганди были абсолютно несовместимы с идеями классовой борьбы и революционного насилия, столь милыми сердцу и уму коммунистических идеологов.

К основным идеям своего учения Лев Толстой пришел уже в зрелом возрасте. В своей автобиографической “Исповеди” (1881 г.) Толстой писал, что примерно в пятидесятилетнем возрасте в нем произошла переоценка ценностей, переосмысление всей предшествующей жизни. Начался внутренний поиск смысла жизни. Толстой изучил много философских сочинений, массу религиозных текстов. Причем это изучение носило систематический и последовательный характер. Какое-то время, например, Толстой был настолько сильно увлечен философским пессимизмом А. Шопенгауэра, что даже переводил отдельные сочинения немецкого философа. Но в конце концов, на основе анализа множества философских и религиозных концепций, Толстой создал свое собственное учение, основные идеи которого были сформулированы в работах “В чем моя вера” (1888), “Не убий” (1900), “Не могу молчать” (1908), “Ответ на определение синода” (1901). В рамках, настоящего учебного пособия можно выделить следующие положения учения Толстого:

1. Нравственное содержание всех современных религий одно и то же, то есть все религиозные учения, распространенные в XX в., призывают к одним и тем же нормам нравственного поведения. Эти нравственные нормы по-разному выражены: в заповедях, притчах, рассказах о жизни основателей религий, в их наставлениях, но и Конфуций, и Будда, и Моисей, и Христос, и Магомет учили людей высоконравственному поведению. Поэтому, учитывая ту значительную роль, которую играют религии, основанные этими духовными наставниками человечества, можно сказать, что в мире есть надежная основа для взаимопонимания и сотрудничества людей всех народов. Не случайно Лев Николаевич с огромным интересом относился к попыткам создания новых религиозных учений на основе идеи родства всех имеющихся религий. А в конце XIX века с проповедью, объединяющей религии, выступили Рамакришна и Вивекананда в Индии, а Баха-Улла в Иране создал религию бахаи. Важно отметить, что Толстой в своем изучении предшествующих учений не ограничивался только учениями Европы, но и познакомился со всеми переведенными на европейские языки философскими и религиозными текстами Востока. То есть идеи Толстого базируются на очень широком культурно-историческом фундаменте. Неслучайно поэтому, что впоследствии идеи Толстого воспринимались с одинаково большим интересом как в Европе, так и в Азии, а так же в Соединенных Штатах Америки.

2. Если религии говорят в сущности об одном и том же, почему же люди разных верований зачастую враждуют между собой? Происходит это, по мнению Толстого, из-за того, что в современном мире для большинства верующих на первый план выступают не нравственные нормы религий, а обрядовые. В самом деле, для большинства верующих быть религиозным человеком - это значит соблюдать обряды, а не нравственные предписания. Легче выполнить какой-то ритуал моления или даже попоститься некоторое время, чем искоренить в себе зависть, гнев или подставить правую щеку после удара по левой. Но главное дело не в том, что легче, а что труднее соблюдать. Дело в том, что имеется многочисленный слой людей, прямо заинтересованных в том, чтобы верующие главное внимание уделяли обрядам, а не нравственному содержанию религии. К сожалению, эти люди, как правило, священники. Ведь все их существование связано с обслуживанием обрядов, в том числе даже их материальное благополучие. То есть, в силу своего положения многие священники вынуждены привлекать внимание верующих к обрядовой стороне религии, а не к нравственной. Толстой в своих произведениях писал, что многие обряды христианства нельзя найти в Евангелиях, но именно эти обряды строго соблюдаются. По мнению Толстого, многие обряды даже противоречат учению Христа, но священники не обращают на это внимания и требуют исполнения обрядов, а не высоконравственной жизни. Поскольку именно обрядность имеет важное значение для верующих, а обряды разных религий различаются, то именно различие в обрядах приводит к людскому непониманию, вражде и даже к убийствам. Напрашивается следующий, по мнению Толстого, естественный вывод: отказаться от обрядов и жить в соответствии с нравственными нормами этих религий, то есть видеть в религии прежде всего нравственную систему, а не обрядовую.

Но что в таком случае остается делать священнослужителям? Реакция большинства из них на идеи Толстого была предсказуемой и естественной. Толстой был отлучен от церкви, несмотря на убежденность писателя, что он поступает в строгом соответствии с заповедями Христа. Правда, в тексте отлучения Л. Толстого от церкви, составленном представителями Святейшего Синода, поводом для отлучения было названо неканоническое отношение Л. Толстого к образу Святого Духа. Оспаривать взгляд Толстого на безнравственность превознесения обрядов в иерархии православной церкви не решились.

3. Наибольшую известность учению Толстого принесла идея ненасильственного сопротивления злу. Правда, в литературе о Толстом чаще использовалось словосочетание “непротивление злу насилием”, но в этом случае, как правило, упор делался на первых словах - “непротивление злу”, что искажало идеи Толстого. А речь шла именно о сопротивлении злу, но сопротивлении без применения насилия. Толстой считал, что нужно отстаивать Добро, но не любыми способами. У разных людей могут быть разные представления о Добре, свои представления о способах решения тех или иных общественных проблем, но любые попытки добиться торжества Добра с применением насилия, закончатся торжеством зла. Применение насилия - все равно физического или психического - обязательно вызовет чувство ненависти у противника, а где царит ненависть, там нет места Добру.

Из этого не следует, что людям надо отказаться от борьбы со злом, совсем нет. Но бороться надо только ненасильственными средствами, отказываясь совершать безнравственные поступки, даже если отказ будет угрожать благополучию или даже жизни человека. Фактически в учении о ненасильственном сопротивлении злу Толстой создал новую концепцию героизма, новое понимание мужества: величие человека не в том, чтобы нанести ответный удар, а в том, чтобы не ответить на удар, даже имея на это силу. Благодаря такому поступку нравственный человек не будет распространять цепь насилия, более того, ударивший человек может задуматься или даже устыдиться своего поступка, а это уже путь к его нравственному излечению. Подобная концепция героизма позволяет ликвидировать разрыв между нравственными нормами религий и распространенными представлениями о героизме. Например, совет Иисуса Христа подставить щеку для удара, трудно увязать с представлениями о героизме, традиционными даже для людей, исповедывающих христианство. Учение Толстого устраняло это противоречие.

Это учение может показаться совершенно утопичным, то есть, не реализуемым на практике. Но это не так. Толстой создавал новый идеал нравственного поведения, к которому должны стремиться люди. Далеко не все могут пойти по этому пути, но ведь и по пути традиционного героизма идут немногие. На самопожертвование в боевой схватке способны немногие, так же, как и немногие способны отдать жизнь на пути ненасильственного сопротивления. Главное различие между этими концепциями не в их реалистичности, а в тех идеалах, к которым должны стремиться люди. Идеал, выдвигаемый Толстым, способствует уменьшению жестокости и агрессивности в обществе, учит людей состраданию, взаимопониманию и любви.

То, что учение о ненасильственном сопротивлении не являлось чистой утопией, было продемонстрировано Махатмой Ганди, который сумел убедить индийцев добиваться независимости ненасильственными методами. И независимость была достигнута без какой-либо национально-освободительной войны. Концепция ненасилия создавалась Толстым на основе анализа политической жизни России конца XIX - начала XX века. Толстой был свидетелем вооруженной борьбы, которую вели между собой правительство России и террористы-революционеры. Великий гуманист призывал тех и других остановиться, убеждал их в том, что, отвечая друг другу ударом на удар, обе стороны увеличивают количество ненависти и агрессивности в России. Все это неминуемо приведет к ужасным общественным потрясениям, в которых не будут достигнуты ни цели правительства, ни цели революционеров. Предсказания Толстого подтвердились очень скоро.

Распространение гуманистических идей Льва Николаевича чрезвычайно важно для сегодняшнего времени. Его идеи были сформулированы в результате обобщения духовного опыта народов Европы и Азии, в результате изучения различных религий и нравственных систем. Уже при жизни Толстого представители самых разных народов и вероисповеданий с благодарностью воспринимали учение Толстого. Распространение этого учения поможет уменьшить имеющееся недоверие между народами, поможет уменьшить агрессивность и фанатизм в обществе.

Мировое значение русской философии не было связано только с творчеством великих русских писателей.

Особое место в истории русской философии занимает Владимир Сергеевич Соловьев. Об исключительном значении творчества В.Соловьева говорили многие исследователи русской философии, например Н. Лосский, который в своей “Истории. Русской философии” (1948г) заявил, что “именно Соловьев явился создателем оригинальной русской системы философии и заложил основы целой школы русской религиозной и философской мысли, которая до сих пор продолжает жить и развиваться”. Книга Лосского впервые была издана в 1951 г., но влияние идей Вл. Соловьева в последнее время не уменьшилось, а скорее, напротив резко возросло. Связано это с тем, что только в конце 80-х гг. XX в. книги В. С. Соловьева стали издаваться на его родине после долгого перерыва. Дело в том, что правившая коммунистическая партия запрещала издавать в России работы великого русского философа. А количество и объем написанного Вл. Соловьевым потрясает, так же, как оригинальность его идей и разнообразие жанров, в которых работал философ. Это и строгие, систематизированные научные трактаты, и юмористические стихи, и острые журнальные публикации на актуальные в то время политические темы, и лаконичные статьи для энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. При этом все написанное Соловьевым отмечено печатью творческого гения, но даже не это главное, лучшее в творчестве Соловьева. Главное в том, что все его творчество проникнуто особым нравственным духом, любовью к человеку и человечеству.

Свидетельством нравственного содержания творчества Соловьева могут служить даже названия некоторых его произведений - “Оправдание добра как истины”, “Смысл любви”, об этом же свидетельствует основное понятие философской системы Соловьева - Богочеловечество . По мнению Соловьева, Богочеловечество - это цель истории, это то состояние, к которому постепенно приближается все человечество. Это такое состояние, при котором не единицы, и даже не тысячи, не миллионы, а все люди будут руководствоваться в своих поступках только гуманными, высоконравственными побуждениями, которые даны человеку Богом. Это состояние- всеобщее торжество нравственности. Соловьев верил в оптимистический финал человеческой истории и не только верил, но и действовал, старался приблизить состояние Богочеловечества, приблизить своими книгами и статьями.

Весь его огромный труд “Оправдание добра” - это титаническая попытка доказать необходимость добра, убедить, что творить добро - это самый разумный, даже самый выгодный путь для человека. В своей книге Соловьев проанализировал огромное число религиозных” мифологических, научных представлений, сопоставлял их между собой, прослеживал судьбу различных нравственных принципов в истории различных народов. И все это для того, чтобы обосновать добро как высший и неизбежный принцип человеческой деятельности. По мнению Соловьева, в величие добра не достаточно верить, это величие можно и доказывать с помощью философских исследований. Таким исследованием и является “Оправдание Добра как Истины”.

Надо сказать, что последние произведения Соловьева, например, “Три разговора” (1899), отличает не характерный для Соловьева пессимизм, предчувствие трагического завершения человеческой истории. Пессимизм был, скорее всего, связан с начавшимся при жизни Соловьева движением ихэтуаней в Китае. Это был мощный протест тех китайцев, кто был недоволен отходом Китая от политики изоляционизма, был недоволен отходом от самых абсурдных традиций, обычаев, начавшимся в то время в Китае процессом приближения к общемировым достижениям в технике, экономике. Ревнители старины, исходя из патриотических и религиозных побуждений, начали громить все иностранное и даже убивать иностранцев. Соловьев воспринял эти события как крушение надежд на постепенное объединение людей на основе общей нравственности. Но уже после смерти Соловьева движение изоляционистов было разгромлено китайским правительством (не без помощи иностранных сил), и с той поры Китай стал столь стремительно втягиваться в орбиту мировой политики, что через 50 лет там стали повсеместно насаждать идеи европейского происхождения.

Не следует думать, что В.Соловьев был классическим кабинетным ученым, который ограничивался созданием произведений на прекрасные, но далекие от практических забот большинства людей темы. Соловьев живо интересовался современными ему политическими событиями, общественными проблемами. Не удивительно, что он опубликовал много статей, посвященных национальным проблемам в России, в частности, он много внимания уделял нараставшему в России антисемитизму. Соловьев в своих статьях по поводу еврейского вопроса утверждал, что антисемитизм, отрицательное отношение к евреям, - это явление глубоко неправедное с точки зрения нравственности и христианских добродетелей. Он показывал, что антисемитизм связан с невежеством, инстинктами, завистью. Публицистические статьи Соловьева вызывали большой интерес и оказывали влияние на общественное мнение, чему в немалой степени способствовало литературное мастерство философа, умевшего излагать даже самые глубокие и оригинальные идеи в яркой и ясной манере.

Благодаря своей публицистической деятельности Соловьев был хорошо известен даже за пределами академических кругов. И здесь необходимо заметить, что Соловьев не только писал о гуманизме и нравственности, не только убеждал других жить по законам добра, но и сам жил в соответствии с лучшими нравственными принципами. Соловьев никогда не имел собственного жилья, обитал у друзей, родственников. Возле того дома, где он поселялся в очередной раз, как правило, начинало собираться много нищих, просящих подаяние. Соловьев всегда много подавал таким просителям, а они быстро улавливали эту “закономерность”. Эти щедрые подаяния объяснялись не купеческими замашками, не поисками популярности, а тем чувством вины, которое испытывал Соловьев, считая себя виноватым за разницу в положении, в достатке, которая была между нищими и людьми его круга. Это ощущение вины и не позволяло Соловьеву наживать состояние, заводить дом, добиваться личного материального благополучия.

Невозможно сомневаться в искренности нравственных убеждений творца первой русской философской системы. Не сомневались в этом и люди, лично знавшие Соловьева, и читавшие его философские трактаты, и следившие за его статьями в журналах. Владимир Соловьев прожил, к сожалению, недолго, всего 47 лет. После смерти Соловьева в 1900 году его отпевали в православных храмах, за него молились в синагогах, его оплакивали католические священники, мусульмане. Всеобщая скорбь была объяснима, ведь умер человек, желавший единения всех народов, всех людей в Богочеловечестве, единения всех людей на основе высших нравственных принципов.

Россия и дальше дарила всему миру великих писателей и философов, которые на протяжении всего XX века способствовали гуманизации человечества. В 1948 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Всеобщую Декларацию прав человека. Декларация, состоящая из 30 статей и преамбулы, выражает общественные идеалы, к которым пришло человечество в ходе своей долгой истории, пришло методом проб и ошибок, ценой миллионов жертв и трагических заблуждений. Декларация включает в себя все лучшее из самых различных философских учений, общественных теорий. Декларация прав человека не просто очередной набор лозунгов. На основе Декларации разработаны международные пакты, и страны, присоединившиеся к этим пактам, обязаны соблюдать принципы Декларации прав человека. Декларация была создана после второй мировой войны, после разгрома фашизма, вернее, после разгрома первой попытки фашизма утвердиться на Земле. Но возможны и другие подобные попытки. Декларация 1948 года и закрепляет такие принципы общественного устройства, которые не позволяют фашизму или другой диктатуре захватить власть сначала в одной стране, а затем и во всем мире.

Исходный принцип Декларации - это принцип защиты прав и интересов отдельной личности. Права и свободы каждого человека, каждой личности выше и ценнее интересов классов, сословий, наций, государств, религиозных общин. Этот принцип полностью соответствует философским идеям Бердяева. Совпадение не случайное. За год до того, как ООН приняла Всеобщую Декларацию прав человека, Кембриджский университет присвоил Бердяеву звание почетного доктора теологии. Наряду с Бердяевым на это звание претендовали крупнейшие философы Европы К. Барт и Ж. Маритен, но Бердяеву было отдано предпочтение, как мыслителю, выразившему наиболее полно и точно гуманистические идеалы человечества. Бердяев сделал это в своих философских статьях и книгах, а в момент присуждения Бердяеву почетного звания в 1947 г. разрабатывалась правовая форма выражения этих идей - Декларация прав человека, которая, вероятно, создавалась не без участия выпускников того же Кембриджского университета. Поэтому Бердяева можно назвать философом, одним из первых выразившим всемирно-гуманистические общественные идеалы.

Идеи Бердяева не возникли вдруг, он опирался на всю гуманистическую культуру человечества. Вместе с тем - и это очень важно с точки зрения мирового значения русской философии - Бердяев продолжал лучшие традиции русской философии, русской культуры. На философское учение Бердяева, несомненно, оказали влияние гуманистические идеи Вл.Соловьева, учение о Богочеловечестве, понимание Соловьевым национальных и межрелигиозных проблем, толстовское неприятие насилия. Мысли Толстого о духовном единстве всех религий также соответствует духу Всеобщей Декларации прав человека.

Впрочем, учение Толстого о ненасильственном сопротивлении злу имело и более непосредственное значение для мировой культуры. Достаточно напомнить о деятельности Махатмы Ганди, считавшего себя учеником Толстого и названного отцом индийской нации. Между прочим, именно этот пример влияния идей Толстого позволяет автору настоящего пособия скептически относиться к деятельности кришнаитов и других проводников индийских религиозно-философских идей в России. Уж кто-кто, а Ганди хорошо знал и Веды, и Бхагават-Гиту, и многие другие памятники великой индийской культуры, но, в конце концов, обратился за советами к русскому мыслителю, правда, к такому, который старался обобщить всю гуманистическую культуру человечества. Идеи Толстого оказали влияние и на Мартина Лютера Кинга, видного общественного деятеля США, который во многом способствовал мирному разрешению расовых противоречий в США в 60-е гг. Таким образом, идеи Толстого оказали огромное влияние не только на взгляды других мыслителей, но и на мировую историю, прежде всего в Англии, Индии, США. Возможно, что, пользуйся идеи Толстого большим влиянием в России и Германии, судьбы этих стран не сложились бы столь трагическим образом.

Гуманизм, уважение к личности каждого человека, неразрывно связанные с этим уважением демократические принципы и традиции можно найти на протяжении всей истории русской культуры. Достаточно привести идеи Федотова о демократической основе русской культуры, достаточно вспомнить творчество Андрея Рублева, Сергия Радонежского, Нила Сорского. Эта особенность русской культуры очень символично отражена великим Пушкиным в его стихотворении “Памятник”. Поэт, который лучше всего выразил предшествующую ему национальную культуру и во многом определил последующую, так видел смысл своего творчества и своего существования:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

В этих строчках - и Андрей Рублев, и Нил Сорский, и Владимир Соловьев, и Толстой, и Бердяев, и Федотов. Это фактически предсмертное поэтическое завещание поэта является тем более примечательным, что Пушкин свой “Памятник” противопоставил одноименному стихотворению Г. Державина. В державинском стихотворении поэт считал своей главной заслугой воспевание подвигов великих людей и военных побед. Пушкин в молодые годы, подобно Державину, тоже воспевал победы и призывал к насильственной борьбе против тиранов. Но, умудренный жизнью, он посчитал, что его творчество выше военных побед, выше Александрийского столба. Пушкин прославил свободу наряду с добрыми чувствами и милосердием - и это главное, что сделал он сам и что было предназначено сделать русской культуре.

Гуманизм и общечеловеческая значимость русской философии объясняются исторической судьбой России. В России встретились, и долгое время сосуществовали различные культуры и религии. В эпоху Киевской Руси тесно переплетались судьбы восточных славян и тюркских народов - предков современных башкир, татар, казахов и многих других народов, принявших мусульманскую религию. Тем не менее, Россия не знала межрелигиозных войн. Западноевропейские философы в основном были ориентированы на два направления христианства - католицизм и протестантизм. Русские философы учитывали опыт и этих религиозных направлений, но при этом были обогащены опытом православной религии. Некоторые западные философы проявляли интерес к буддизму, особенно с XIX века, но в России жили целые народы, исповедовавшие буддизм - калмыки, буряты. Россия имела огромную границу с Китаем, так что китайская культура не была для России заморской экзотикой. Таким образом, можно сделать вывод о том, что великая русская философия XIX и XX веков синтезировала общечеловеческий и гуманистический опыт тысячелетней истории и культуры России.

На пророческий характер русской литературы 19 века указал мыслитель русского «серебряного века» Н.А. Бердяев (1874-1948): «Многие русские писатели 19 века чувствовали, что Россия поставлена перед бездной и летит в бездну». 19 век Бердяев определил как век «нарождающейся революции». Именно противоречия этого века довели русское творчество до величайшего напряжения.

Начиная с Гоголя, в русской литературе появляется особое качество – она становится учительницей жизни. Она ищет правды и учит, как её найти и как осуществить в жизни. Русская литература 19 века родилась от мученической судьбы народа и от искания спасения. Это породило в ней сострадательность и человечность, поразившие мир. В своём творчестве русские писатели вышли за пределы литературы, за пределы искусства, их литература по особому социально взволнована. В условиях авторитаризма, русская литература 19 века была и церковью, и школой, и адвокатской конторой, и летописью всего интеллектуального 19 века.

Пушкин – это наше - ВСЁ. Дар, завещанный нам историей, природой и Богом. Пушкину, благодаря его уникальности удалось то, что не удалось ни одному гению 19 века – совместить несовместимое. Бердяев: « В Пушкине как будто на одно мгновение соединилось то, что у нас всегда было разъединено – идеология империи и идеология интеллигенции». Пушкин, как и другие гении, предвидел возможность «русского бунта, бессмысленного и беспощадного».

Бердяев: «Наиболее потрясающее впечатление производит стихотворение Лермонтова «Предсказание», которое звучит уже совсем профетически»:

Настанет год – России чёрный год –

Когда царей корона упадёт,

Забудет чернь к ним прежнюю любовь;

Когда детей, когда невинных жён

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных мёртвых тел

Начнёт бродить среди печальных сёл,

Чтобы платком из хижин вызывать;

И станет глад сей бедный край терзать,

И зарево окрасит волны рек: -

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь и поймёшь,

Зачем в руке его булатный нож.

И горе для тебя! Твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

И будет всё ужасно, мрачно в нём,

Как плащ его с возвышенным челом.

В условиях знания правды того, что случилось с Россией 100 лет спустя после того как были написаны это строки, становится жутко уже от вопроса: как и Кем было дано этому юному русскому чуду-гению предвидеть так точно и отчётливо, что случится с его Родиной уже на нашем веку: бесчеловечная революция, ужасы ГУЛАГа, гибель миллионов, раскрестьянивание, одичание сёл и душ.

Не смотря на разделяющее нас столетие, Достоевский остаётся нашим великим современником. Его романы читаются как хроника 20 века. Достоевский современен нам, так как он предсказал драмы м конфликты нашего века и сделал это благодаря своей способности проникать в глубины человеческой души. Достоевский продолжает, начатый ещё Лермонтовым анализ души человека-одиночки, страдающим от неудовлетворённости собой и окружающим его миром.

Достоевский показал, что утеря нравственных принципов или забвение совести есть высшее несчастье для человека, которое влечёт за собой обесчеловечивание его, разрушение личности. В романе «Братья Карамазовы» Достоевский выскажет мысль о том, что нельзя построить счастье людей ценою слезинки хотя бы одного замученного ребёнка. История 20 века подтвердила обоснованность тревоги Достоевского. Писатель пророчески угадал в утрате способности различать между добром и злом страшную социальную болезнь, грозящую личности и всему человечеству неисчисляемыми бедствиями.

19 век называют «Золотым веком» русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. Не стоит забывать, что литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков. 19 век – это время формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину.
Но начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Указанные литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин.
А.С. Пушкин начал свое восхождение на литературный олимп с поэмы «Руслан и Людмила» в 1920 году. А его роман в стихах «Евгений Онегин» был назван энциклопедией русской жизни. Романтические поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник» (1833), «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» открыли эпоху русского романтизма. Многие поэты и писатели считали А. С. Пушкина своим учителем и продолжали заложенные им традиции создания литературных произведений. Одним из таких поэтов был М.Ю. Лермонтов. Известны его романтическая поэма «Мцыри», стихотворная повесть «Демон», множество романтических стихотворений. Интересно, что русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Поэты призывали власть прислушаться к их словам. Яркими примерами осмысления роли поэта и влияния на политическую жизнь страны являются стихотворения А.С. Пушкина «Пророк», ода «Вольность», «Поэт и толпа», стихотворение М.Ю. Лермонтова «На смерть поэта» и многие другие.
Наряду с поэзией начала развиваться проза. Прозаики начала века находились под влиянием английских исторических романов В. Скотта, переводы которых пользовались огромной популярностью. Развитие русской прозы 19 века началось с прозаических произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Пушкин под влиянием английских исторических романов создает повесть «Капитанская дочка», где действия разворачивается на фоне грандиозных исторических событий: во времена Пугачевского бунта. А.С. Пушкин произвел колоссальную работу, исследуя этот исторический период. Это произведение носило во многом политический характер и было направлено к власть имущим.
А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».
Литература унаследовала от 18 века свою публицистичность и сатирический характер. В прозаической поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» писатель в острой сатирической манере показывает мошенника, который скупает мертвые души, различные типы помещиков, которые являются воплощением различных человеческих пороков (сказывается влияние классицизма). В этом же плане выдержана комедия «Ревизор». Полны сатирических образов и произведения А. С. Пушкина. Литература продолжает сатирически изображать российскую действительность. Тенденция изображения пороков и недостатков российского общества – характерная черта всей русской классической литературы. Она прослеживается в произведениях практически всех писателей 19 века. При этом многие писатели реализуют сатирическую тенденцию в гротескной форме. Примерами гротескной сатиры являются произведения Н. В. Гоголя «Нос», М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», «История одного города».
С середины XIX века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назревает кризис крепостнической системы, сильны противоречия между властью и простым народом. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России.
Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.
Развитие поэзии несколько затихает. Стоит отметить поэтические произведения Некрасова, который первым внес в поэзию социальную проблематику. Известна его поэма «Кому на Руси жить хорошо?», а также множество стихотворений, где осмысляется тяжелая и беспросветная жизнь народа.
Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н. С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра – рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький.
Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература, отличительными чертами которой были мистицизм, религиозность, а также предчувствие перемен в общественно-политической жизни страны. Впоследствии декадентство переросло в символизм. С этого открывается новая страница в истории русской литературы.