Шестов: философия кратко. Шестов, лев По мнению л шестова человек произошел от

Лев Шестов - псевдоним Льва Исааковича ШварЦмана (1866- 1938). Как и многие другие известные мыслители России, он не при­нял Октябрьскую революцию и в 1919 г. эмигрировал в Европу.

Задачи философии. Задачу философии Шестов видел в том, чтобы «научить человека жить в неизвестности». Он считал, что человек более всего боится неизвестности и прячется от нее за различными догмами. Поэтому философия должна не успокаивать, а смущать людей. Она не­обходима человеку для того, чтобы найти ответы на «проклятые вопро­сы». Под таковыми имеются в виду вопросы смысла жизни, сущности смерти, бытия Бога и бытия с Богом, «в чем мое предназначение?», «какова моя судьба?». В философии и литературе накопилось множест­во готовых ответов на такие вопросы. Но Шестов считал, что принятие любого определенного мировоззрения-ответа является «темницей ищущего духа». Любая система пытается объяснить мир так, чтобы в жизни стало все ясно и понятно. Шестов сомневался в пользе таких объяснений. Он считал, что не может быть ничего ясного и понятного. Все необычайно загадочно и таинственно в мире.

Реальность непостижимого. Шестов выступал против традицион­ной философии. Существует только одна реальность - реальность непостижимого, абсурдного, иррационального, не вмещающегося в разум и знание, противоречащего им, восстающего против логики, против всего, что составляет привычный мир. Наш мир идеализиро-


Раздел VIII Русская философия

ван нами, а потому представления о нем ложны и обманчивы. Эти иллюзии кажутся нам прочными и устойчивыми. Но в любой момент может всплыть непредвиденная реальность. Поскольку созданная нами реальность является иллюзорной, то вновь возникшая реаль­ность может привести к катастрофе привычную жизнь.

Мысли Шестова оказались пророческими: внезапно всплывшая реальность посткоммунистического мира на развалинах СССР оказа­лась для многих его бывших граждан настоящей трагедией.

Шестов отрицал истины разума. Он разочаровался в разуме, пото­му что тот не дает человеку примирения с действительностью и ниче­го не знает о такой вечной тайне, как смерть. Разум пытается успоко­ить человека, но лишь путем обмана, увода его от действительности. И тем не менее человек предпочитает «надежность» разума таинст­венной и парадоксальной свободе веры. Людям нужен не Бог, а га­рантии. Кто в состоянии создать иллюзию этих гарантий, тот и ста­нет для них Богом.

Поиски истины. Шестов считал, что вся история философии - это история искания истины. При этом тому или иному мыслителю мало просто обладать истиной, ему обязательно надо, чтобы это была истина «для всех». При этом Шестов был уверен, что подлинная ис­тина не выводима с помощью логики и, следовательно, противопо­ложна истинам науки и человеческой морали.


Истина не принадлежит миру, она надмирна, сродни чуду и нахо­дится по ту сторону разума. Истина есть Бог. Чудо и загадочность - основополагающие качества бытия, а всякое бытие уже является чудом. Шестов считает, что детей с детства неправильно учат, опро­вергая чудо: «Что, например, понимает современный человек в сло­вах «естественное развитие мира»? Забудьте на одну минуту «школу», и сразу убедитесь, что развитие мира ужасно неестественно: естест­венно было бы, если бы не было ничего - ни мира, ни развития».

Экзистенциальная философия Шестова. Экзистенциальную фило­софию Шестов разработал в позднейший период своего творчества под влиянием работ С. Кьеркегора. В представлении Шестова жизнь - это творчество, непредсказуемость и свобода. Жизнь - это чудо, предо­ставляющее неограниченные возможности. «Живое» - это истинная, настоящая реальность, все, что противоположно покою.

Смерть имеет прямое отношение к человеческому существованию. Она необходима для «оживления» жизни, потому что «чтоб был вели­кий восторг, нужен великий ужас». Одной из основных черт индивиду­ального человеческого существования Шестов считал непостоянство, хотя оно и раздражает окружающих личность людей (в сущности, тоже являющихся непостоянными). Однако именно с ним связаны понятия

Тема 28 Черты русской философии конца ХК - середины XX в

подлинной жизни и свободы. Они позволяют человеку восставать про­тив обыденности и необходимости, допускают его творчество. Только в этом случае человек по-настоящему и начинается.

Творчество, по Шестову - это универсальная характеристика под­линного мира, прерывистость, скачок, в результате которого из ниче­го рождается небывалое, неизвестное. В творчестве существование человека предстает как начало, не имеющее конца.

12. Экзистенциализм Л. Шестова

По словам Бердяева, «...Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. Он был однодум. И поразительна была его независимость от окружающих течений времени. Он искал Бога, искал освобождения человека от власти необходимости. И это было его личной проблемой. Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной, т.е. не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека. Экзистенциальная философия означает память об экзистенциальности философствующего субъекта, который вкладывает в свою философию экзистенциальный опыт. Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии» .

Лев Шестов – российский философ и литератор, представитель русского религиозно-философского возрождения начала ХХ века Свою философию в разное время определял как религиозную и экзистенциальную. В 1920 году Шестов с семьей покинул Россию и обосновался во Франции, где и жил до своей смерти. Здесь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блёза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьеркегора и Эдмунда Гуссерля. Шестов входит в элиту западной мысли того времени: он общается с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, читает в Сорбонне курсы.

Творческая деятельность Шестова началась с ряда литературно-философских работ. Исключительную роль в становлении философии Шестова сыграли, наряду с произведениями Шекспира, которого Шестов называл своим первым учителем философии, русская литература (прежде всего, в лице Достоевского и Толстого) и философия Ницше . Исходя из глубинного переживания трагичности человеческого существования, Шестов выступал непримиримым критиком рационализма, в силу своих основных предпосылок узаконивающего, по мнению Шестова, человеческие страдания.

Источник, порождающий ужасы жизни, Шестов усматривал в «страшной власти» необходимости над человеческой жизнью. Наука, будучи воплощением разума, в своем стремлении упорядочить мир предстает у Шестова как поклонение необходимости и соответственно продуцирует принудительное знание, рационализированные истины которого служат орудием управления и господства. Шестов признавал за научными, т.е. логически доказуемыми истинами только ограниченное значение, в противном случае они сами (как орудия необходимости) ограничивают человека как свободное и творящее существо, в чем, собственно, и заключается, по Шестову, призвание человека. Шестов призывал к освобождению от довлеющей власти самоочевидного, общепринятого, общеобязательного, или, говоря иначе, к «беспочвенности», – единственному, что дарует человеку ощущение полета. Системосозидающей установке философского разума Шестов противопоставил опыт «адогматического» мышления, усматривающего истину «в единичном, неповторяющемся, непонятном, всегда враждующем с объяснением» – «случайном», куда не распространяется власть разума. Особую метафизическую значимость в философии Шестова обретают мгновения, связанные с «порывистостью и свободной внезапностью творческого роста и делания», «когда разум отказывает в своих услугах». Именно в эти редкие мгновения, писал Шестов, «только наедине с собой, под покровом тайны индивидуального бытия... вспыхивают последние истины». Глубоко переживая иррациональное в бытии человека, Шестов подчеркивал невозможность ясного и отчетливого представления о великих тайнах мироздания, когда непредсказуемость, неожиданность, чудесность требуют отказа от самого усилия «быть понятыми» .

Философия для Шестова – не «строгая наука» (он горячо спорил с Гуссерлем по этому поводу), но «борьба за невозможное», риск и дерзновение, стремление к неведомому; дело философов «не в разрешении проблем, а в искусстве изображать жизнь как можно более таинственной и проблематической». Единственную возможность реализации свободы и творческой мощи человеческой личности Шестов находил в религиозном опыте. Вера для Шестова – это одновременно и «второе измерение мышления», преодолевающее истины разума, освобождающее от власти необходимости, и путь к тому, для кого все возможно, и упование на Бога живого, что, сметая всякую уверенность и прочность, сопряжено с ожиданием, надеждой, тоской, страхом и трепетом. Выступая против рационализации веры и полагая ее как сферу абсурда и парадокса, Шестов сам включается в русло иудеохристианской философии, которую он, назвав философией откровения, противопоставил философии умозрительной, рациональной.

Как отмечал Бердяев, «в последние годы у Шестова произошла очень значительная встреча с Киркегором. Он раньше никогда не читал его, знал лишь понаслышке, и не может быть и речи о влиянии на его мысль Киркегора. Когда он прочел его, то был глубоко взволнован, потрясен близостью Киркегора к основной теме его жизни. И он причислил Киркегора к своим героям . Его героями были Ницше, Достоевский, Лютер, Паскаль и герои Библии – Авраам, Иов, Исайя. Как и у Киркегора, тема философии Л. Шестова была религиозной, как и у Киркегора, главным врагом его был Гегель. Он шел от Ницше к Библии. И он все более и более обращался к библейскому откровению. Конфликт библейского откровения и греческой философии стал основной темой его размышлений. Однако не нужно преувеличивать новизны того, что сейчас называют экзистенциальной философией, благодаря некоторым течениям современной немецкой философии. Этот элемент был у всех подлинных и значительных философов» .

Шестов, в сущности, совсем не против научного познания, не против разума в обыденной жизни. Не в этом была его проблема. Он против претензий науки и разума решать вопрос о Боге, об освобождении человека от трагического ужаса человеческой судьбы, когда разум и разумное познание хотят ограничить возможности. Бог есть, прежде всего, неограниченные возможности, это основное определение Бога. Бог не связан никакими необходимыми истинами. Человеческая личность есть жертва необходимых истин, закона разума и морали, жертва универсального и общеобязательного.

Шестов не создал стройной системы идей – он был принципиальным противником всякой систематичности, считая, что последовательность и логическая законченность убивают мысль. Самую суть философских воззрений Шестова отражают слова, сказанные им в письме Бердяеву: «Ничто не приносит миру столько вражды, самой ожесточенной, сколько идея единства». Это письмо было написано в марте 1924 года, и его автор, очевидно, имел в виду, прежде всего, трагические последствия Октябрьской революции в России – утверждение там большевистского режима с его нетерпимостью к инакомыслию, с его стремлением навязать всему обществу культ «единственно верного учения».

По мнению Шестова, всякая философская система стремится сразу разрешить «общую проблему человеческого существования», а из этого решения вывести для людей некие жизненные правила, но ведь разрешить эту общую проблему невозможно, точнее – каждый будет решать ее по-своему, в зависимости от особенностей своего характера, склада мышления и т.д. «А потому перестанем огорчаться разногласиями наших суждений и пожелаем, чтоб в будущем их было как можно больше. Истины нет – остается предположить, что она в переменчивых человеческих вкусах».

В основе принципиального плюрализма Шестова лежит принцип доверия к жизни. «В конце концов, выбирая между жизнью и разумом, отдаешь предпочтение первой»; из этого тезиса следуют как критика научного мировоззрения, так и допущение множественности истин.

Жизнь многообразна, и все люди так непохожи друг на друга, всем нужно разное, именно поэтому: «Кто хочет помочь людям – тот не может не лгать». Именно поэтому всякая философия, которую хотят сделать общедоступной и общеполезной, неизбежно превращается в проповедь.

Сознание должно освобождаться от всевозможных догм, от устоявшихся стереотипов, от расхожих анонимных представлений. «Нужно, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пропитало бы собой самое существо нашей жизни», чтобы человек научился самостоятельно воспринимать окружающий мир, не перекладывая ни на кого ответственность за полноту и ясность своего видения.

Шестов считал свою философию экзистенциальной. В центре ее стоит существование одинокого человеческого «Я», не желающего сливаться с Единым, стремящегося отстоять свое право на индивидуальность, на уникальное личностное видение окружающего мира. Свобода личности – внутренняя и внешняя, духовная и политическая – полагалась философом в качестве высшей ценности, основы подлинного существования. Религиозная вера в его творчестве выступает как высшая степень освобождения человека от власти «самоочевидных истин», как прорыв в область абсолютной свободы. Еще раз вспомним его слова: «Ничто не приносит миру столько вражды, самой ожесточенной, сколько идея единства» .

13. Духовные поиски писателей Серебряного века

Поэту и мыслителю Вячеславу Иванову (1866–1949) суждено было стать олицетворением творческого универсализма эпохи серебряного века. Необходимость преодоления кризиса индивидуализма Иванов видел на путях религиозно понимаемой соборности .

Перед современным художником, считает Иванов, стоит задача принять участие в мистическом делании. Под влиянием Р. Вагнера, а также пытаясь примирить В. Соловьева и этически прочувствованного Ницше, Иванов склонен видеть в человеке Человека и искать раскрытия соборных (или «сверхчеловеческих») свойств индивидуализма через перестройку психологии. Никакой акт не должен знать разделения «неба» и «земли», ибо искусство втягивает своих адептов в «земное, реальное» воплощение религиозной идеи.

Центральным для философии Иванова является образ Диониса. Дионисизм, по Иванову, – один из способов преодоления кризиса индивидуализма, рождение личного опыта, сверхличного по значению, но главное – некое священное безумие, «энергия» и даже «метод» внутреннего знания.

Отношение Иванова к соборности не церковное, а мистическое; подобно многим сторонникам «нового религиозного сознания», он анархически воспринимает «внешние» формы церковности как исторические «искажения» и даже «язычество».

Дионис есть божественное всеединство Сущего в его жертвенном разлучении и страдальном пресуществлении во вселикое, призрачно колеблющееся между возникновением и исчезновением.

Непосредственно доступна и общечеловечески близка нам мистика Дионисова богопочитания, равная себе в эзотерических и всенародных его формах. Она вмещает Диониса-жертву, Диониса-воскресшего, Диониса-утешителя в круг единого целостного переживания и в каждый миг истинного экстаза отображает всю тайну вечности в живом зеркале внутреннего, сверхличного события исступленной души. Здесь Дионис – вечное чудо мирового сердца в сердце человеческом, неистомного в своем пламенном биении, в содроганиях пронзающей боли и нечаянной радости, в замираниях тоски смертельной и возрождающихся восторгах последнего исполнения.

Культурология Иванова предстает то, как эклектический хаос гетерогенных элементов, то как свободная творческая импровизация поэта-мыслителя и мыслителя-поэта на заданные философские темы-символы, почерпнутые из мировой культуры. В то же время понимание культуры Иванова «держится» на устойчивых константах: эллинство как фундамент всемирной и русской культуры; аполлоновское и дионисийское начала культуры, в противоборстве которых непрерывно рождается новое; теургия как жизнетворчество и механизм пересоздания мира средствами культуры (в единстве науки, искусства и религии); преодоление индивидуализма в приобщении личности к «хоровому», соборному началу «народа-художника» и в нескончаемом диалоге Я с божественно непостижимым Ты, трансцендентным смысловым центром мирового бытия; диалектика эпического и трагедийного, «родного и вселенского» в культурном творчестве личности и в самом строении мира.

Иванов онтологизирует культуру, тяготея к своеобразному «пан-культуризму», вообще характерному для «русского культурного ренессанса». Личная биография художника-мыслителя и революция, мировая война и крушение морали, кризис гуманизма и подмена мыслящего коллективизма безликим Легионом – все это, по Иванову, взаимосвязанные стороны единой и целостной «органической культуры»; составляющие вселенского культурно-исторического процесса; ценностно-смысловые компоненты мирового бытия. Однако ценностно-смысловое, культурное единство мира, в понимании Ианова, не гармонично и благостно: оно изначально трагедийно; в нем созидание сопровождается разрушением, творческое обретение – невосполнимыми утратами, разум – безумием, Космос – Хаосом, панантропизм – трансгуманизмом. Иванов представляет строение мира как коллизию столкновения и пересечения несовместимых тенденций и ориентаций – своего рода «вертикали» и «горизонтали»: культурного роста и духовного возвышения, мистической лестницы, соединяющей человека с Богом, и «всечеловечества», коллективного единения индивидуальностей в оргиастическом дионисийском экстазе, всенародном художественно-религиозном действе. Точка пересечения «вертикали» и «горизонтали» – чудо, мистическая тайна, роковая удача и в то же время цель и смысл человеческой истории и культурного творчества.

В начале XX века в среде русской интеллигенции возникло религиозно-философское «богоискательское» течение – новое религиозное сознание (Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, З.Н. Гиппиус и др.), стремившееся к обновлению христианства, культуры, политики, общественной и личной жизни. Помимо термина «новое религиозное сознание» «богоискатели» использовали также иные понятия для обозначения своего течения: «неохристианство», «новый идеализм», «мистический реализм» и другие. В основе течения лежало глубокое недовольство секуляризированной культурой, антиперсоналистической государственной и общественной жизнью, «мертвенным» христианством, поверхностностью ценностей значительной части русской интеллигенции, а также жажда личной веры, нахождения смысла личной и мировой жизни у светской, неукоренённой в христианстве, интеллигенции. «Богоискатели» испытывали потребность в личном Боге, в свободной личной и общественной жизни, в творчестве и в нахождении как бы «третьего пути» между правыми (монархическими, националистическими) и левыми (социал-демократами, коммунистами и др.) силами.

С новым религиозным сознанием был связан ренессанс русской духовной культуры первой половины XX века, многие художественные, философские и богословские достижения творцов серебряного века. Новое религиозное сознание противостояло духу пошлости, ограниченности и бесовской одержимости времени, а также явилось одним из источников последующей русской и западной религиозной философии, экзистенциализма и персонализма.

14. Русский космизм и учение Н.Ф. Федорова об «Общем деле»

Именно в России, ставшей родиной научного учения о биосфере и переходе ее в ноосферу и открывшей реальный путь в космос, уже начиная с середины ХХ столетия вызревает уникальная школа научно-философской мысли, плодотворно развиваемая в XX веке. В его ряду стоят такие философы и ученые, как Н.Ф. Федоров, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский и др. В русской религиозной философии сформировалось направление, которое Н.А. Бердяев называл «космоцентрическим, узревающим божественные энергии в тварном мире, обращенным к преображению мира» и «антропо-
центрическим, обращенным к активности человека в природе и обществе». Именно здесь ставятся «проблемы о трансперсональном, интерперсональном и персональном в человеке», разрабатывается активная, творческая система трансформации личности .

Для большинства представителей данного направления характерны космоцентризм (или антропокосмизм), убежденность в наличии смысловой установленности космически целого и опреде-
ленной (космической по природе и значению) миссии человека. Смысловая структура (содержание) космоса выступает и как основание этического, смысложизненного (или культурно-исторического) самоопределения человека и человечества. Наряду с этим для многих космистов характерно принятие идеи эволюционизма в самом широком смысле этого слова, отчетливое тяготение к началам органического мировосприятия.

Особое место среди русских космистов занимает Николай Федорович Федоров (1828–1903) с его учением «общего дела»; его основная идея в том, чтобы воскресить все когда-либо жившее как условие бесконечного прогресса истории и победить смерть .

Основой его учения также был девиз: «К истине – с Богом». Что же касается его идей, среди них было много любопытных. Так, к примеру, он считал, что, «когда человечество покончит с голодом и удовлетворит свои другие потребности, оно тем самым покончит с источником человеческой борьбы, ибо именно страх перед физическими страданиями, по его убеждению, заставляет людей разобщаться и враждовать. В этом утверждении, однако, кроется ошибка. Именно разлад между людьми, между человеком и природой порождает борьбу за существование. Главная же его идея – нравственный долг человека – воскрешение предков. «Нужно жить не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а с каждым и для каждого; это союз живущих (сыновей) для воскрешения мертвых (отцов)». Вообще, Федоров делает большую ставку на достижения человечества в сфере научно-технического прогресса.

Признав внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и к появлению сознания, Федоров приходит к следующей мысли: «Всеобщим познанием и трудом человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его активного освоения и преображения, обрести новый, бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе прежде живших поколений». Сознательное управление эволюцией, высший идеал одухотворения мира раскрывается у Федорова в последовательной цепочке задач: это регуляция «метеорических», космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества – «психократии» на основе сыновнего, родственного сознания; работа над преодолением смерти, преобразованием физической природы человека; бесконечное творчество бессмертной жизни во Вселенной.

Для исполнения этой грандиозной цели русский мыслитель призывает к всеобщему познанию, опыту и труду в пределах реального мира, реальных средств и возможностей при уверенной предпосылке, что эти пределы будут постепенно расширяться, доходя до того, что пока кажется еще нереальным и чудесным. Федоров ведет отсчет человеческой эволюции с современной эпохи. Он считает, что человечество находится в своей земной (теллурической) стадии развития. Ему предстоит пройти, завоевать собственным усилием еще две: солярную (солнечную), когда произойдет расселение землян в околосолнечном пространстве, и сидеральную (звездную), предполагающую проникновение в глубины космоса и их освоение. Это и будет Всемир, «всемирное человечество» – «вся тотальность миров, человечеством обитаемых во всей бесконечности Вселенной». Такое звездное будущее возможно лишь при колоссальном эволюционном прогрессе человечества, творчестве им своей собственной природы. Изобретение таких средств передвижения, как велосипед, локомотив, – первые шаги к этой будущей свободе и силе, «почин, зерно будущих органических крыльев, которыми человек несомненно порвет связующие его кандалы этого теллурического мира». «Человека технического» сменит «человек летающий»: «высший, т.е. солярный, человек просветит свое тело до удельного веса воздуха... и для этого выработает свое тело в трубчатое тело, т.е. воздушное, более того в эфирное, т.е. наилегчайшее тело». В результате преобразовательного действия, направленного на собственную природу, человек как бы сбросит свою нынешнюю тяжелую телесную оболочку и превратится в бессмертное духовное существо. Это и есть радикальное переосмысление гегелевского «абсолютного духа», тут обернувшегося реальным человечеством в его грядущей космической судьбе .

Федоров в своих футурологических построениях всегда опирается на сверхприродные, духовные задатки человека. Если представители западной, в том числе и американской, трансперсональной психологии опираются на психопрактики и измененные состояния сознания в трансформации личности, то Федоров, в отличие от них, выбирает коллективизм и сознательно-деятельностное начало в человеке для достижения поистине божественных, трансперсональных состояний высшей энергии.

Основное убеждение Федорова в том, что божественная воля действует через человека как разумно-свободное существо, через единую соборную совокупность человека, и главная задача человека при этом – сделаться активным орудием воли «Бога отцов не мертвых, а живых». Общий труд по овладению стихийными, разрушительными силами, восстановление уничтоженного природой «в период ее слепоты», самосозидание и творческое преображение мироздания – это, убеждает Федоров, высший эволюционный, нравственный долг всех: и верующих, и неверующих. Поэтому Федорову свойственно одновременное изложение одной и той же идеи и в системе естественнонаучной аргументации, обращенной к неверующим, и тут же на языке и в образах, внятных религиозному сознанию. Прогностическая мысль Федорова ищет и конкретные пути воскрешения. Можно условно говорить о том, что Федоров ставит задачу выявления наследственного, генетического кода всего человечества в качестве предварительного условия восстановления прошедших поколений. Но конечно, главная задача – вернуть восстановленному человеку его уникальное самосознание, без этого мы получим лишь его физическую копию, нечто вроде «однояйцевого» близнеца. Что остается от человека после смерти, действительно ли его покидает некая бессмертная сущность, душа, «оптический образ» или некое «биопсиполе», где эта сущность сохраняется, в каком виде – вот один из тех бесчисленных вопросов, которые предстоит разрешить точному знанию, любовному чувству сынов человеческих. Ибо для провозвестника «общего дела» безусловно одно: сама смерть, ее причины, изменения, происходящие с человеческим организмом в процессе умирания, и особенно посмертное состояние должны войти в круг изучения и эксперимента.

Учение Федорова пытается по-новому взглянуть на назначение человека в мире, поставить перед ним невиданную ранее задачу и предложить пути ее выполнения. Мысль Федорова направлена на практическое воплощение архетипа в деле исторического преображения мира как задачи исторического процесса. Такое практическое воплощение предстает как проект «Общего дела» – соединение сил всех людей планеты в деле управления силами природы, в деле преодоления разрушения и самой смерти. Федоров раскрывает соборно-проективное отношение человека к космосу. Он выдвинул новый, космический взгляд на человека. Человек для него землянин, т.е. далеко еще не совершенный, но великий и уникальный образ организованного, природного, космического существа. Для обозначения каждого члена людского рода Федоров предпочитал употреблять понятие «сын человеческий», вмещающий в себя и фундаментальную идею сыновства («сын умерших отцов»), и идею всеземного Отечества.

Федоров утверждал решающий факт человеческого сознания в мире, заключая, что необходимость сознательной управления эволюцией, преобразования всей природы исходит из глубинных потребностей разума и нравственных чувств человека. Человек должен стать орудием обратного воздействия на породившую его природу для ее преображения и одухотворения. Это – типичная обратная связь в системе человек – природа (Земля – космос). Системные идеи Федорова проявляются и в его взглядах на выход человека в космос как на составную часть его учения о достижении бессмертия человечества. Он признает правомерность бытия разумных существ в других мирах, выдвигает на первый план задачу поиска реальных средств перехода человека на другие планеты. Человечество вынуждено искать средства к жизни в других мирах, чтобы обеспечить бесконечность своего существования. В «Философии общего дела» неизбежность выхода человечества в космос рассматривается в тесной связи с невозможностью полной регуляции лишь в пределах Земли; она зависит от всего космоса. В бесконечных просторах разместятся мириады воскрешенных поколений. Нынешний зритель миров должен сделаться их обитателем и правителем. При истощении земных ресурсов, умножении численности населения, космической катастрофе – это единственный выход для человечества. Ограниченность в пространстве препятствует воздействию разумных существ на все миры Вселенной, а ограниченность во времени – смертность – одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную. Борьба с разъединяющим пространством – первый шаг в борьбе с всепоглощающим временем; судьбы человечества системно связаны с космосом.

проект : психология , антропология , духовные традиции Том I. Мировой трансперсональный проект
  • Владимир козлов владимир майков трансперсональный проект психология антропология духовные традиции (2)

    Книга

    Владимир Козлов Владимир Майков Трансперсональный проект : психология , антропология , духовные традиции Том I. Мировой трансперсональный проект Москва, 2007 ББК 88.6 М17 ...

  • Психологических наук седьмая волна психологии выпуск 4

    Сборник статей

    И надорганическим (социальным) Владимир Михайлович невольно пренебрегал таким... 11. Майков В.В., Козлов В.В. Трансперсональный проект : психология , антропология , духовные традиции . Том 1, Российский трансперсональный проект – М.; 2007г. 12.

  • Человека и человечество интересовали всегда две сложные проблемы: он сам и окружающий мир.

    Западные философы уделяли больше внимания внешнему миру человека, а восточные - внутреннему миру человека.

    Первая проблема, связанная с человеком, - это проблема происхождения человека.

    Первобытная религия считала, что предки человека в растениях, живот­ных и даже в отдельных частях поверхности земли. В этом состоит смысл одной из древних форм религии - тотемизма .

    Позже появляется другие формы религии, объясняющие происхождение человека действием бога.

    Такова позиция современной религии. Философская теория основывается на естественнонаучной теории происхождения человека (антропогенез) Дар­вина (19 век). Он первый сформулировал гипотезу происхождения человека от обезь­яны. Выделение человека из мира животных произошло благодаря труду. Именно труд и общение людей в процессе их труда способствовало развитию их речи. Важным фактором становления человека явились нравственные нормы, взаимоотношения людей. Таким образом, труд, членораздельная речь и нравственность стали факторами становления человека.

    Многие русские философы также пытались внести свою лепту в разрешение проблемы происхождения человека.

    По мнению Льва Шестова, есть 2 гипотезы происхождения человека: библейская и дарвиновская. Библейская, полагал он, более правдоподобна: об этом свидетельствует неутомимая тоска и вечная жажда человека, его вечное неумение найти на земле то что нужно. Но на свете очень много людей которые произошли от обезьяны, сумевших по – обезьяньи приспособиться к жизни. Из этого следует, что и Дарвин, и Библия правы. Часть людей произошли от согрешившего Адама, чувствуют в своей крови грех предков, мучаются им, а другие – от не согрешившей обезьяны, их совесть спокойна, они не терзаются и не мучаются.

    Немецкий философ Фридрих Ницше считал, что человек вообще ещё не возник, в массе своей он ещё остаётся супершимпанзе. Именно «супер», потому что в сравнении с обезьяной он более умный, более хитрый, более ловкий, но всё равно обезьяна.

    Как и русские мыслители, Ницше полагал, что теория Дарвина не подтверждается никакими серьёзными фактами. Естественный отбор действительно способствует выживанию, но отнюдь не самых лучших и самых значительных особей. В результате естественного отбора никакого прогресса не происходит. Всё яркое, красивое, талантливое вызывает или даже ненависть и погибает. Это особенно характерно для общества, но и в природе творится то же самое. Потомство дают лишь серые, невзрачные индивиды. У гениальных людей вообще редко бывают дети. Яркие люди, сильные и смелые всегда идут вперёд, не боятся рисковать жизнью и потому чаще всего рано погибают.

    Единственными представителями истинной человечности являются, согласно Ницше, лишь философы, художники, святые. Только им удалось вырватьсяиз животного мира и жить целиком человеческими интересами.

    Профессор, доктор медицинских наук Эрнест Мулдашев утверждает, что первые люди произошли от атлантов, которые жили на затонувшем континенте Атлантида и были пришельцами из космоса.

    В 60-е годы 20-ого века появилась так называемая мутационная теория. Около 3-ёх миллионов лет назад в восточной Африке в результате землетрясения произошли разломы земной коры, и обнажились залежи урана. Началась ионизирующая радиация, она отрицательно влияла на всё живое. Началась мутация, в том числе и обезьян, которая привела к появлению человека.

    ШЕСТОВ, ЛЕВ (1866–1938), русский философ, литературовед. Настоящее имя – Лев Исаакович Шварцман. Родился в Киеве в семье коммерсанта 31 января (12 февраля) 1866. В 1884 поступил на математический факультет Московского университета, через год перешел на юридический факультет. Был исключен из университета за участие в политических выступлениях студентов. Завершил образование на юридическом факультете Киевского университета (1889). В дальнейшем Шестов ушел мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Он участвовал в Религиозно-философских собраниях в Петербурге, поддерживал отношения с ведущими представителями российского религиозно-философского движения начала века – с Д.С.Мережковским , С.Н.Булгаковым , В.В.Розановым , М.О.Гершензоном , Вяч.Ивановым и др. Особенно близкие отношения связывали его с Н.А.Бердяевым .

    В 1898 выходит первая книга Шестова – Шекспир и его критик Брандес . Важной вехой в творческой биографии Шестова стали его книги Добро и зло в учении гр. Толстого и Фр.Ницше (1900), Достоевский и Ницше: Философия трагедии (1903) и Апофеоз беспочвенности (1905). Октябрьскую революцию Шестов не принял категорически и охарактеризовал власть большевиков как «деспотическую» и «реакционную». В 1919 он эмигрировал из России: в 1920 обосновывается в Женеве, с 1921 и до конца жизни – во Франции. Период эмиграции стал наиболее продуктивным в творчестве Шестова. В эти годы вышли его работы: Власть ключей (1923), На весах Иова (1929). После смерти Шестова были опубликованы: Афины и Иерусалим (1938), Киркегард и экзистенциальная философия (1939), Умозрение и откровение (1964), Sola fide – Только верою (1966). Шестов был активным участником европейского философского процесса 1920–1930-х годов: дружеские отношения связывали его с Э.Гуссерлем , А.Мальро , Л. Леви-Брюлем , А.Жидом , М.Бубером , К.Бартом , Т.Манном и др. А.Камю в своей книге Миф о Сизифе (1942), характеризуя экзистенциальный тип философствования, обращается к творчеству Шестова.

    Уже в первой большой работе Шестова – Шекспир и его критик Брандес (1898) – основные темы его творчества намечены вполне определенно: судьба человека в равнодушном и беспощадном мире; наука и «научное» мировоззрение, по существу благословляющие безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже ее трагического смысла. Уже в этой работе Шестов обнаруживает своего главного противника – философский рационализм, который, по его убеждению, всей силой разума санкционирует необходимость и закономерность «объективных обстоятельств», унижающих и уничтожающих человека, и в то же время требует от него оптимизма в осознании «разумной необходимости» (Спиноза, Гегель, Маркс).

    Критика разума вообще и философского умозрения составляют содержание творчества Шестова. В этой борьбе он искал и находил «союзников» (Ницше, Достоевский) и даже «двойников» (Кьеркегор). Даже учение своего близкого друга Н.А.Бердяева об иррациональной, «несотворенной» свободе представлялось Шестову излишне умозрительным. Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставлял им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) путь веры.

    Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, она исходит из предположения, что «неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать, и что, следовательно, все предположения... были только обманчивыми иллюзиями». Шестов предлагает забыть о том привычном образе мира, который навязан человеку наукой, рационалистической философией и здравым смыслом. В мире экзистенциальной философии будущее совершенно неизвестно: «Всякое подлинное творение есть творение из ничего... Творчество есть непрерывный переход от одной неудачи к другой. Общее состояние творящего – неопределенность, неизвестность». Истина, которой владеет философ в настоящий момент, имеет значение («чего нибудь да стоит»), только если он признает, «что она безусловно не может быть ни для кого обязательной». Шестов отрицал «оправданность» любого универсализма в истории и был готов ниспровергать идею прогресса под любым обличьем: гегелевского панлогизма, «становления абсолютного всеединства» Вл.С.Соловьева или «творчества богочеловечности» Бердяева. Историческое познание в научно-рационалистическом смысле вообще невозможно. История – «простое повествование». Отношение к прошлому всегда должно носить личный характер. Открыть истину в истории может «только тот, кто ее ищет для себя, а не для других, кто дал торжественный обет не превращать свои видения в общеобязательные суждения».

    Идея веры-свободы в творчестве Шестова оказывается единственно возможным положительным ответом на вопрос о смысле исторического существования человека. Нельзя метафизически доказать, что «бывшее станет небывшим» и волею Абсурда «железная» логика исторического и природного процессов может быть отменена, но в это можно поверить. «Для Бога нет ничего невозможного – это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Кьеркегора – а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной».

    Бердяев Николай

    Основная идея философии Льва Шестова

    Уже несколько раз на страницах “Пути” я писал о Льве Шестове. Но сейчас есть потребность по-иному сказать о нем и почтить его память. Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. Он был однодум. И поразительна была его независимость от окружающих течений времени. Он искал Бога, искал освобождения человека от власти необходимости. И это было его личной проблемой. Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной, т. е. не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека. Экзистенциальная философия означает память об экзистенциальности философствующего субъекта, который вкладывает в свою философию экзистенциальный опыт. Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии. Не нужно преувеличивать новизны того, что сейчас называют экзистенциальной философией, благодаря некоторым течениям современной немецкой философии. Этот элемент был у всех подлинных и значительных философов. Спиноза философствовал геометрическим методом и его философия может производить впечатление холодной объективной философии. Но философское познание было для него делом спасения, и его amor Dei intellectualis совсем не принадлежит к объективным наукообразным истинам. Кстати, очень интересно было отношение Л. Шестова к Спинозе. Спиноза был его врагом, с которым он всю жизнь боролся, как с соблазном. Спиноза представитель человеческого разума, разрушитель откровения. И вместе с тем, Л. Шестов очень любил Спинозу, постоянно его вспоминал, часто его цитировал. В последние годы у Л. Шестова произошла очень значительная встреча с Киркегором. Он раньше никогда не читал его, знал лишь понаслышке, и не может быть и речи о влиянии на его мысль Киркегора. Когда он прочел его, то был глубоко взволнован, потрясен близостью Киркегора к основной теме его жизни. И он причислил Киркегора к своим героям. Его героями были Ницше, Достоевский, Лютер, Паскаль и герои Библии – Авраам, Иов, Исайя. Как и у Киркегора, тема философии Л. Шестова была религиозной, как и у Киркегора, главным врагом его был Гегель. Он шел от Ницше к Библии. И он все более и более обращался к библейскому откровению. Конфликт библейского откровения и греческой философии стал основной темой его размышлений.

    Л. Шестов подчинял основной теме своей жизни все, что он думал, что говорил и писал. Он мог смотреть на мир, производить оценки мысли других исключительно изнутри своей темы, он все к ней относил и делил мир по отношению к этой теме. Он был потрясен этой темой. Как ее формулировать? Он был потрясен властью необходимости над человеческой жизнью, которая порождает ужасы жизни. Его интересовали не грубые формы необходимости, а формы утонченные. Власть неотвратимой необходимости была идеализирована философами, как разум и мораль, как самоочевидные и общеобязательные истины. Необходимость порождена познанием. Л. Шестов целиком захватывается той мыслью, что грехопадение связано с познанием, с познанием добра и зла. Человек перестал питаться от древа жизни и начал питаться от древа познания. И Л. Шестов борется против власти познания, подчиняющего человека закону, во имя освобождения жизни. Это есть страстный порыв раю, к вольной райской жизни. Но рай достигается через обострение конфликта, через дисгармонию и безнадежность. Л. Шестов в сущности совсем не против научного познания, не против разума в обыденной жизни. Не в этом была его проблема. Он против претензий науки и разума решать вопрос о Боге, об освобождении человека от трагического ужаса человеческой судьбы, когда разум и разумное познание хотят ограничить возможности. Бог есть прежде всего неограниченные возможности, это основное определение Бога. Бог не связан никакими необходимыми истинами. Человеческая личность есть жертва необходимых истин, закона разума и морали, жертва универсального и общеобязательного.

    Царству необходимости, царству разума противостоит Бог. Бог ничем не связан, ничему не подчинен, для Бога все возможно. Тут Л. Шестов ставит проблему, которая беспокоила еще схоластическую средневековую философию. Подчинен ли Бог разуму, истине и добру, или истина и добро есть лишь то, что полагает Бог? Первая точка зрения идет от Платона, на ней стоял св. Фома Аквинат. Вторую точку зрения защищал Дунс Скот. Первая точка зрения связана с интеллектуализмом, вторая с волюнтаризмом. У Л. Шестова есть родство с Дунс Скотом, но он ставит проблему гораздо радикальнее. Если есть Бог, то раскрыты все возможности, то истины разума перестают быть неотвратимы и ужасы жизни победимы. Тут мы прикасаемся к самому главному в шестовской теме. С этим связана та глубокая потрясенность, которая характеризует всю мысль Шестова. Может ли Бог сделать так, чтобы бывшее стало небывшим? Это наиболее непонятно для разума. Очень легко было неверно понять Л. Шестова. Отравленный Сократ может быть воскрешен, в это верят христиане. Киркегору может быть возвращена невеста, Ницше может быть излечен от Ужасной болезни. Л. Шестов совсем не это хочет сказать. Бог может сделать так, что Сократ не был отравлен, Киркегор не лишился невесты, Ницше не заболел ужасной болезнью. Возможна абсолютная победа над той необходимостью, которую разумное познание налагает на прошлое. Л. Шестова мучила неотвратимость прошлого, мучил ужас однажды бывшего.

    Все с той же темой о необходимой принуждающей истине связано и противопоставление Иерусалима и Афин, противопоставление Авраама и Иова Сократу и Аристотелю. Когда разум, открытый греческой философией, пытались соединить с откровением, то происходило отступничество от веры, а это всегда делало богословие. Бог Авраама, Исаака и Иакова подменялся Богом богословов и философов. Филон был первым предателем. Бог был подчинен разуму, необходимым, общеобязательным истинам. Тогда Авраам, герой веры, погиб. Л. Шестов очень близок Лютеру, лютеровскому спасению одной верой. Освобождение человека не может придти от него самого, а только от Бога. Бог – освободитель. Освобождает не разум, не мораль, не человеческая активность, а вера. Вера означает чудо для необходимых истин разума. Горы сдвигаются с места. Вера требует безумия. Это говорит уже апостол Павел. Вера утверждает конфликт, парадокс, как любил говорить Киркегор. Л. Шестов с большим радикализмом выразил подлинно существующую и вечную проблему. Парадоксальность мысли, ирония, к которой постоянно прибегал Л. Шестов в своей манере писать, мешали понимать его. Иногда его понимали как раз навыворот. Это случилось, например, с таким замечательным мыслителем, как Унамуно, который Л. Шестову очень сочувствовал.

    Философская мысль Л. Шестова встречала огромное затруднение в своем выражении, и это породило много недоразумений. Трудность была в невыразимости словами того, что мыслил Л. Шестов об основной теме своей жизни, невыразимости главного. Он чаще прибегал к отрицательной форме выражения, и это более ему удавалось. Ясно было, против чего он ведет борьбу. Положительная же форма выражения была более затруднена. Человеческий язык слишком рационализован, слишком приспособлен к мысли, порожденной уже грехопадением – познанием добра и зла. Мысль Л. Шестова, направленная против общеобязательности, невольно сама принимала форму общеобязательности. И это давало легкое оружие в руки критики. Мы тут стоим перед очень глубокой и малоисследованной проблемой сообщаемости творческой мысли другому. Сообщаемо ли самое первичное и самое последнее или только вторичное и переходное? Эта проблема по-настоящему ставится экзистенциальной философией. Для нее это есть проблема перехода от “я” к “ты” в подлинном общении. Для философии, которая себя почитает рациональной, эта проблема не представляется беспокойной вследствие допущения универсального разума. Один и тот же универсальный разум делает возможным адекватную передачу мысли и познания от одного к другому. Но в действительности разум ступеней, разнокачествен и зависит от характера человеческого существования, от экзистенциального опыта. Воля определяет характер разума. Поэтому ставится вопрос о возможности передачи философской мысли не через рациональное понятие. Да и по-настоящему рациональные понятия не устанавливают сообщения от одного к другому. Л. Шестов прямо не интересовался этой проблемой и не писал о ней, он был весь поглощен отношением человека и Бога, а не отношением человека и человека. Но его философия очень остро ставит эту проблему, он сам становится проблемой философии. Противоречие его было в том, что он был философом, т.е. человеком мысли и познания, и познавал трагедию человеческого существования, отрицая познание. Он боролся против тирании разума, против власти познания, изгнавшего человека из рая, на территории самого познания, прибегая к орудиям самого разума. В этом трудность философии, которая хочет быть экзистенциальной. В обострении этой трудности я вижу заслугу Л. Шестова.

    Л. Шестов боролся за личность, за индивидуально неповторимое против власти общего. Главным врагом его был Гегель и гегелевский универсальный дух. В этом он родственен Киркегору, родственен по теме Белинскому в его письмах к Боткину и особенно Достоевскому. В этой борьбе правда Л. Шестова. В этой борьбе против власти общеобязательного он был так радикален, что верное и спасительное для одного он считал не верным и не обязательным для другого. Он, в сущности, думал, что у каждого человека есть своя личная истина. Но этим ставилась все та же проблема сообщаемости. Возможно ли сообщение между людьми на почве истины откровения, или это сообщение возможно лишь на почве истин разума, приспособленных к обыденности, на почве того, что Л. Шестов вслед за Достоевским называл “всемством”?

    До последних дней жизни Льва Шестова у него было горение мысли, взволнованность и напряженность. Он явил победу духа над немощью тела. Быть может лучшие его книги, “Киркегардт и экзистенциальная философия” и “Афины и Иерусалим, опыт религиозной философии”, написаны им в последний период его жизни, Сейчас не время критиковать философию моего старого друга Льва Шестова. Одно лишь хотел бы я сказать. Я очень сочувствую проблематике Льва Шестова и мне близок мотив его борьбы против власти “общего” над человеческой жизнью. Но я всегда расходился с ним в оценке познания, не в нем вижу я источник тяготеющей над нашей жизнью необходимости. Только экзистенциальная философия может объяснить, в чем тут дело. Книги Л. Шестова помогают дать ответ на основной вопрос человеческого существования, в них есть экзистенциальная значительность.

    Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://filosoff.org/ Приятного чтения!
    http://lbuckshee.com/ Форум Бакши buckshee. Спорт, авто, финансы, недвижимость. Здоровый образ жизни.

    Поделиться